Миссия в Ионическом море - Страница 63

- На носу и на корме приготовиться, - приказал Джек. - Приготовиться с топорами, приготовиться.

- Круто на борт, - пробормотал в тишине штурман.

- Есть круто на борт, сэр, - ответил рулевой, и "Ворчестер" привелся к ветру в бухте.

И застыл: обстененный грот-марсель компенсировал тягу других парусов, в ожидании первого выстрела и приказа, который бросит корабль вперед, чтобы обрубить канаты, удерживающие якоря и развернуться напротив борта противника там, в его защищенном уголке.

Первого выстрела так и не последовало; не последовало и приказа. Все то же ощущение тишины и неподвижности: борт француза был выше "Ворчестера", и, даже стоя на орудии, Джек не мог разглядеть квартердек поверх разложенных матросских коек. Все это придавало странное ощущение безликости.

Все порты открыты, все орудия - выкачены. Забаррикадированный шкафут набит выстроившимися в линию солдатами - виднелись их шляпы и мушкеты. От нижних портов поднимался дымок. Помимо этого - никакого движения, если не считать марсов, с которых на него смотрели, мягко покачиваясь в такт волнам, мушкетные стволы. Спустя несколько секунд Джек понял, что приказы французского командира касательно не открытия огня первым столь же жесткие и неукоснительно выполняющиеся, как и его собственные.

Шли минуты. С недюжинным мастерством штурман неподвижно удерживал "Ворчестер", пока внезапный порыв ветра не двинул корабль очень медленно вперед. Матросы у якорей занесли топоры, ожидая команды, но Джек лишь покачал головой.

- Наполнить парус, - прохрипел он.

"Ворчестер", набирая скорость, пошел вперед, пройдя перед батареей, теперь гораздо более мощной, но столь же безмолвной и неподвижной, как и семидесятичетырехпушечник, и мимо столь же молчаливого фрегата. В этом случае Джек хотя бы мог посмотреть сверху вниз на его квартердек, на котором увидел капитана - низкорослого, умного, мрачного на вид человека, стоявшего, заведя руки за спину, и смотревшего вверх. Их взгляды встретились, и одновременно оба капитана коснулись своих шляп.

Джек был абсолютно убежден: французский командир не собирается первым открывать огонь. Но среди тысячи человек на пришвартованных у мола кораблей мог оказаться хоть один дурак, и в расчете на это Джек снова провел корабли - туда и обратно. Дураков там могло хватать с избытком, но явно ни один из них не командовал орудием или не держал в руке хотя бы мушкет. Французы на провокацию не поддались.

- Может быть, пройдем еще раз, сэр, поприветствовав их на обратном пути? - шепотом предложил Пуллингс.

- Нет, Том. Не сработает, - ответил Джек. - Останемся здесь еще на полчаса, с этим изменчивым ветром - и уже не выберемся из этой Богом забытой бухты. Застрянем на несколько недель в компании с этими жалкими скотами, - не обращая внимания на явное разочарование Пуллингса, он повернулся к штурману и повысил голос: - Мистер Гилл, будьте любезны, курс на мыс Меро, затем на Барку.

Он несколько раз прошелся по квартердеку, не желая избегать разочарованных взглядов команды, возвращавших на места орудия, угрюмой, безрадостной атмосферы и глухого ощущения упадка духа. Команда была в нем глубоко разочарована. Он сам был в себе глубоко разочарован.

Глава седьмая

- Итак, сэр, - сказал Джек, - я оставил их там и взял курс на Барку, сперва послав "Дриаду" уведомить вас об их присутствии.

- Понимаю, - ответил адмирал Торнтон, откинувшись назад в кресле, и, нацепив очки, с холодной объективностью взглянул на него. - Тогда прежде чем мы вернемся к делу Медины, дайте мне короткий отчет о событиях в Барке, - добавил он после неприятной паузы.

- Что ж, сэр, боюсь, что и Барка тоже не дала всецело удовлетворительный результат. Когда мы прибыли, Эсмина-пашу осадил его же сын Мюлей, и паша попросил у нас и пушек, и подношений. От чего я счел себя обязанным отказаться, не имея на то вашего согласия, но после консультации с консулом Хамильтоном я отправил на берег своего плотника, старшего канонира и дюжину матросов, чтобы установить его пушку. Большинство лафетов пришло в такую негодность от времени, что оказалось невозможно даже попытаться произвести выстрел.

Однако укрепления едва ли успели привести в удовлетворительное состояние до прибытия из Константинополя эскадры, которая привезла нового пашу с приказом об отзыве Эсмина-паши, который не счел нужным последовать приказу и ночью с большей частью подношений и пушек присоединился к сыну, намереваясь осадить нового пашу, как только отбудет эскадра. Тем временем новый вельможа уведомил нас, что согласно обычаю новоизбранного правителя Барки следует поздравить музыкой, фейерверками и подношениями.

- С музыкой и фейерверками я справился, - сказал Джек с нервной вымученной улыбкой. Но эта вымученная улыбка не нашла никакого отклика у тех, кому адресовалась - ни у адмирала, ни у его секретаря. Первый не изменился в лице, второй уткнулся в свои бумаги. К адмиралу Харту эта улыбка обращена не была, но, тем не менее, последний счел уместным неодобрительно фыркнуть.

Курьезное зрелище - представительный Джек Обри, здоровый малый в расцвете сил, привыкший властвовать, здесь сидел на краешке стула с обеспокоенным почтительным выражением лица перед низеньким, толстым, чванливым стариком, которого мог стереть в порошок одним ударом.

Служба во флоте имела страшные огрехи - в доках царили коррупция и некомпетентность, набор членов команды нижней палубы стал национальным позором, а офицеров - делом чисто случайным, в то время как их назначение и продвижение зависели от влияния и фаворитизма. Но все же флоту удавалось взрастить адмиралов, способных заставить людей вроде Джека Обри трепетать. Сент-Винсент, Кейт, Данкан, из их числа был и адмирал Торнтон, если даже не превосходил их.